Ю.В. Завельский "Ученика надо влюбить в себя"

Ю.В. Завельский
"Ученика надо влюбить в себя"

Книги

все статьи по образованию

Интервью директора школы № 1543 г. Москвы

Юрий Владимирович, расскажите, пожалуйста, где и как Вы учились?

Ой, девчонки... Сколько вам лет? Шестнадцать? Мне было четырнадцать, когда началась война, я был на два года моложе вас. Я пришёл работать на завод и проработал всю войну токарем. Так что я «ковал Победу в тылу» (улыбается). Мой вклад в Победу очень скромный, на передовой я не был. Но войну я, конечно, помню. И помню таких же ребят, как я, кто-то был постарше, а кто-то и моложе. На заводе были ребята и двенадцати лет. Они, правда, у станков, как мы, не стояли, а подносили там какие-то детали, убирали и так далее. Помню, наш механосборочный цех номер двадцать пять – это здесь, в Москве – вот в этом цехе половина рабочих были подростками. Кто стоял у шлифовального, кто у строгального, кто у токарного станка, как я. Мы работали на этом заводе, но даже не знали, какую продукцию он производит, в какой мере продукция, которую выпускает завод, может помочь нашей Победе. Все было засекречено. Я стоял у станка, точил какие-то втулки, а для чего это – не знал. Всю войну не знал. И только после войны нам рассказали, что этот завод, на котором мы работали, выпускал боеприпасы для зенитных установок. Чтобы сбивать фашистские самолёты в небе. И вот так я всю войну проработал.

Юрий Владимирович, какие главные ощущения и воспоминания сохранились у Вас в памяти о времени войны?

Ощущения той поры? Два. Жуткий голод – все время хотелось есть. Не было такой минуты, чтобы ты не думал о еде. Я, как рабочий, получал рабочую карточку и поэтому много хлеба: 800 граммов. Дети получали 500 граммов, иждивенцы – 400, служащие получали 600, а я получал 800. Помню этот черный липкий хлеб, и помню, как мы его ели. Мы не ели так, как сейчас, а отламывали маленькие кусочки и сосали во рту, чтобы продлить ощущение еды. Все так ели, в том числе и я. Помню, как приходил домой, отрезал от этого хлеба тонкий-тонкий слой (если посмотреть на свет – не толще папиросной бумаги) и клал в рот. Постоянный голод – это ужасное ощущение, просто ужасное. Мы с сестрой жили тогда в двухэтажном бараке в Измайлове – его, конечно, давно уже нет. И вот, поздно ночью мы с сестрой выходили на улицу и в помойных ведрах искали картофельные очистки. Потом приходили на кухню, тщательно промывали, прокручивали через мясорубку и делали оладьи. Вкуснее этих оладий я ничего не ел.

Второе основное ощущение войны – холод. Мне кажется, что война все время была в зимнее время. Я вообще не помню лета во время войны. Все время хотелось согреться хоть где-нибудь и чем-нибудь. У нас в комнате стояла «буржуйка» – такая металлическая плита с выходом в форточку. Но, когда мы ложились спать, она очень быстро остывала. Поэтому, когда мы утром просыпались, то пар шел изо рта. В комнате было 3-4 градуса тепла. И вот эти два ощущения – голода и холода запомнились на всю жизнь.

А третье главное ощущение, это, конечно, военная дружба. Те, кто со мной работал, все были приблизительно одного возраста. И мы очень дорожили друг другом. Наверное, из-за тех лишений, которые мы испытывали. У кого-то родители уже погибли к этому времени на фронте, и они остались одни. Помню своего друга самого лучшего, самого близкого друга той поры: Сережу Строна. У него папа был поляк, по-видимому, фамилия польская. Мы были друзьями - нас водой нельзя было разлить. Прекрасный был парень. Как я его любил! Безумно! Ну а потом, когда закончилась война, мы как-то потеряли друг друга. Жизнь нас расставила с ним по каким-то разным местам. И я даже не знаю, жив ли он… Наверное, нет. Он был на год старше меня. В те годы дружба нам очень помогала. Я хорошо помню всех ребят, с которыми меня тогда столкнула судьба. И помню День Победы и первый день войны помню, помню, как в 12 часов Молотов произнес знаменитую речь о начале войны. Заканчивалась она словами: «Мы будем вести Великую Отечественную войну. Победа будет за нами!» – вот эти слова я помню! Все помню. К счастью или к сожалению… Наверное, все-таки, к счастью.

А что было после войны? Вы снова пошли учиться? 

Понимаете, когда началась война, я учился в восьмом классе. До середины сентября 1941-го мы еще учились, а потом бросили. Так что, когда закончилась война, мне надо было продолжать учёбу. А мне было уже восемнадцать лет – не пойду же я в восьмой класс учиться в таком возрасте! А мне хотелось учиться дальше, хотелось поступить в университет. Аттестата о среднем образовании у меня, разумеется, не было, потому что ни восьмом, ни в девятом ни в десятом классе я не учился. Что делать? Тогда я узнал, что на Малой Дмитровке (тогда она называлась улицей Чехова), недалеко от театра Ленком, есть школа, где принимают экзамены экстерном И я в мае 1945-ого года сел за учебники. Совершенно один – денег на репетиторов у меня, разумеется, тоже не было. Весь май, июнь, июль, август шло мое самообразование. И в сентябре месяце я пошёл в эту школу сдавать экзамены. За четыре месяца я подготовил три года средней школы. По литературе я получил пятерку – написал сочинение и устный экзамен был. Русский язык я написал, по-моему, на четыре. Потом ещё физику надо было сдавать, математику… Я не помню, какие оценки у меня были по этим предметам. Не пятёрки точно. Но я всё-таки все сдал, получил аттестат, и пошёл в университет сдавать вступительные экзамены. Осенью 1945-го года в университете абитуриентов было очень мало. Юношей почти не было совсем. И я помню, что ходил сдавать вступительные экзамены к профессору домой (улыбается). Я не помню сейчас точно, какие экзамены сдавал. Географию сдавал, математику, русский язык, конечно. Остальные не помню. С горем пополам, не очень блестяще, но я все сдал.

А почему Вы поступали на географический факультет?

Я любил географию. Считаю, что география – одна из самых интересных наук. Если к ней подойти серьёзно, углубиться в неё, то это очень интересно! Меня привлекала география и литература. Но на литературу, на филологический факультет я не пошёл. Умные люди мне сказали: «Если ты пойдешь на филфак, то будешь читать только ту литературу, которая нужна тебе для специальности. А выбирать самому произведения тебе будет просто некогда. Ты сам себя ограничишь. Не иди, тебе это не нужно. Ты столько читаешь, что будешь знать литературу и без этого». Поэтому я выбрал географический факультет и его закончил.

А когда кончилась учёба в Университете, то встал вопрос, что делать дальше. Все ребята, которые учились вместе со мной, пошли в науку. А это был 1949 год – время, когда началась компания «борьбы с безродными космополитами». И я оказался таким «безродным космополитом», меня нигде не брали на работу. Но жить как-то надо было, и я уехал на Украину учительствовать.

Там, на Украине, в сельской школе под Харьковом, в 1950 году началась моя педагогическая деятельность, которая продолжается по сей день. 2 сентября 1950-го года я дал свой первый школьный урок, значит в этом году будет ровно 65 лет, как я работаю с детьми, работаю в школе. Я вам честно скажу, что думал тогда: «год перекантуюсь и вернусь в Москву…» Но… Там были ребята, которых было очень жалко... Это были ребята, отцы которых погибли на войне. Сплошная безотцовщина… Почти все семьи многодетные, и матери бились изо всех сил, чтобы как-то вырастить своих детей. Я помню этих своих первых учеников – ободранные, голодные, нищие. Во время войны они вообще росли под немцами на оккупированной территории. И поэтому, когда я начал с ними работать, то понял, что через год я не смогу от них уехать. Это с моей стороны будет предательством. И я в этой сельской школе проработал пять лет. И те мои первые ребята – они уже, наверное, глубокие старики. Они же не намного моложе меня.

Через пять лет я вернулся в Москву. Не знаю, если бы я не женился, то, может быть, и продолжил бы работать в той украинской школе. Но в 1953-ем году я женился. А моя жена закончила романо-германский факультет и была переводчицей с французского языка, поэтому ей в том селе, разумеется, делать было нечего. Поэтому и мне пришлось тогда уехать – жить врозь мы не могли.

Итак, я вернулся в Москву в 1955-м году. Начал работать в московской школе на Плющихе. И потекли годы... И не просто «потекли», а так стремительно побежали, что не успев оглянуться я стал вполне зрелым человеком, обремененным некоторым педагогическим опытом. А потом был 1975 год и экскаватор, который зачерпнул первый ковш того котлована, на котором стоит наша гимназия 1543, где все мы с вами находимся. И вот уже сорок лет, в этом году сорок лет нашей школе и моего директорства в ней.

Как мы знаем, в Вашей семье сложилась учительская династия? Не знаю, почему так сложилось! 

Моя дочка, ей 56 лет, она учительница русского языка и литературы, работает в английской школе 1253 у Парка Культуры. Когда она только закончила школу, я не хотел, чтобы она шла в педагоги. Тогда она решила стать врачом и поступала во Второй Медицинский Институт, но не добрала полбала, и её не приняли. И она пошла работать санитаркой Первую Градскую в больницу, готовясь поступать через год. И там, хорошо присмотревшись и прислушавшись к разговорам врачей друг с другом в те минуты, когда их не слышат пациенты, поняла, что врачом быть не сможет. Тогда она очень переживала из-за этого, но теперь, когда вспоминает эти годы, говорит: «Господи, как хорошо, что все именно так сложилось!» И она пошла в педагогический институт. Сначала хотела стать учительницей физики и готовилась поступать на физический факультет, но учительница русского языка и литературы, с которой она занималась, ей сказала: «Ну что ты, какая физика? Ты будешь великолепным учителем литературы! Такая начитанная девочка!» И вот уже 35 лет она работает учительницей русского и литературы. Ей очень нравится. А я глядя на то, как её ребята к ней относятся, как любят и уважают ее, думаю, что она поступила правильно. А мой внук, закончив школу, тоже (крутит пальцем у виска) решил стать педагогом. Хотя я тоже сделал все возможное, чтобы этого не случилось. Сейчас он работает со взрослыми людьми – учит английскому языку, он заканчивал факультет английской филологии, знаете кого…Есть такая фирма «Яндекс», и для ее сотрудников есть курсы усовершенствования языка для тех, кто его уже знает. Вот этих людей он учит английскому языку.

Юрий Владимирович, последний вопрос – что столько лет держит Вас в профессии? Почему Вы столько лет посвящаете себя этому?

Знаете… Держите вы. Те дети, которые учатся в нашей гимназии, вот они меня и держат. Мне очень трудно будет без этого. Уже, наверное, лет пятнадцать, как я ничего не преподаю, но до этого где-то 45 лет я стоял у учительского стола. Сейчас я для ребят кто? Директор. А тогда был не только директором, но и учителем. У нас были очень хорошие отношения. Я их любил. Надеюсь, что они тоже меня любили. Во всяком случае, так они мне всегда говорили и говорят. Тогда же время было другое, и дети были другие. Много было детей сложных, с которыми мне страшно интересно было работать. Есть учителя, которые любят только послушных детей. Я их понимаю: это легче. Ты сказал, он сделал. Но ведь и нет предмета воспитания. А тогда было много очень трудных ребят. А принцип у меня был всегда один: если этот ребенок сложный, трудный, и никак не поддается воздействию с моей стороны, что сделать? Выход только один – надо его влюбить в себя. Это не просто, но возможно. И я старался. Не знаю, всех влюбил в себя или нет, но, когда они заканчивали школу – что вы, нас водой было не разлить! И эти ребята подпитывали меня своей молодой энергией.

А теперь… Ну, конечно, у меня возраст другой. И у меня физических сил меньше для того, чтобы работать с такой категорией ребят. Но я, все-таки, продолжаю. Да, бывает очень даже нелегко, но мне это приятно. Греюсь о чужую юность (улыбается).

http://www.1543.ru/teachers/zavelsky/inter2015.htm

                                                                             Катя Воронович и Наташа Кукина,  10Г класс, 
                                                                                                                                              2015 год

все статьи по образованию

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *